марина ершова
Стихи о цветах
Сирень
Почему живописцы сирени верны?
Потому, что оттенков на каждого хватит.
Если молоды вы, если вы влюблены -
вам сирень теплотой розоватою платит.
Если вы аскетичны, суровы чуть-чуть,
синь холодная веток вас к жизни пробудит.
Если чувства кипят, и волнуется грудь,
хлопья белой сирени румянец остудят.
Нет скромнее и проще малюток-цветков,
но, сливаясь в пьянящие, вольные кисти,
нас уносят они от житейских оков
Публикация «Стихи о цветах» размещена в разделах
и влекут за собой в недоступные выси!
Ландыши
В сумерках леса, дышащего летом,
чистые капельки теплого света.
Брызги веселья в душистой глуши,
ландыши, ландыши - радость Души!
Белая нежность - улыбка природы!
Твердые бусинки смелой породы.
Вы, как мгновенья любви хороши!
Ландыши, ландыши - счастье Души!
С вашим цветеньем поляна беспечна,
грустно лишь только, что жизнь быстротечна.
Нарцисс
Он горделив и одинок,
и так отчаянно спокоен.
Простецкий оклик: «Эй, цветок!»,
в его контексте - непристоен.
Он прост и он не прост совсем,
так накрахмален, отутюжен.
Он – «стоп сигнал» влюбленным всем,
а вот ему никто не нужен.
Но горе есть в его судьбе:
Нарцисс не нужен сам себе.
Одуванчики
Смотри на чудо – одуванчики!
Их очень хочется в карманчики
упрятать, ведь они похожи
на золотые деньги…
Все же
не верь кружочкам золотым!
Червонцем будет молодым,
а чуть состарится – обманет,
пушинкой белой чудо станет!
И превратятся солнца лета
в комочки пепельного цвета…
Ромашки
Мне не важно: любишь, не любишь,
я иду к тебе, радость ловя!
К черту в пекло пошлешь, позабудешь,
будешь слушать всю ночь соловья…
Цвет-ромашка. И быль в ней, и небыль.
Цвет-ромашка. В ней тонкая стать.
Я хочу все принять – вот бы мне бы,
все измены любовью обнять.
Мне бы в белое поле ромашек
окунуться, как в омут любви.
Приговор их мне вовсе не страшен:
ты меня не люби, но зови!
Пион
Расхристанный и нежный,
как хиппи, разбитной,
в безумье безмятежном
ты - брат мой дорогой.
И я, презрев границы,
сияю, как салют!
И модницы столицы
меня не признают.
Но в этой деревенской
пьянящей простоте,
есть правда жизни дерзкой,
горящей на кусте.
Сирень
Голубоватые цветки
с росой на листиках-сердечках…
И на столах, и на крылечках…
И снова мы выпускники…
Пора экзаменов смешных
и геометрий непригодных,
но девочки легки, свободны
в букетах гроздей кружевных.
Еще далёк Синильги плен…
и волосы весною дышат…
Цветы… они, хоть спят, а слышат
звонки грядущих перемен.
Букет
Простой букет, и жизнь простая,
а сколько нежности кругом!
Как будто крылья вырастают
над старым, тягостным горбом.
И мы летим на этих крыльях.
Куда? Неведомо куда.
И никаких проблем постылых -
лишь воздух, небо и вода.
Короткой радости мгновенье:
нас двое - слышишь, двое нас!
И никакого сожаленья,
и никакой вины сейчас!
Маки
Красные бабочки, легкие крылья:
теплое поле живых лепестков!
Легкая жизнь, никакого усилья,
ткань из мгновений, видений и снов.
Тихо тревога вкрадется, как гляну –
сердце взволнуется и защемит.
Алая кровь пролилась на поляну!
Кровью багряной закат догорит.
Красные маки вокруг Иссык-Куля!
В озере свет, отражаясь, дрожит…
Бабочек сдует ветрами июля…
Черные зерна земля обнажит…
Хризантема
О, хризантема – расставанья мета,
ты женственна и по-мужски, остра.
Осенней песни летняя примета,
любовь твоя разгульная чиста.
Вдыхая пьяный, горько-сладкий запах,
любуюсь на торжественный цветок.
Из пряно-знойных летних ароматов
твой, словно грусть последняя, глубок.
И ощущая смертный холод страха,
я не забуду, что один поэт
дарил цветы, взошедшие из праха…
Но ложным был их тихий, слабый свет.
Подорожник
Дорога для судьбы дана
извилистой, а может, строгой.
И не твоя тому вина,
что сам сравним ты стал с дорогой
Ты – подорожник, в этом все
твое земное назначенье.
Боль пилигрим к тебе несет,
надеется на облегченье.
Зеленый, жилистый листок.
Обочина – судьба простая.
Растешь, копя целебный сок,
сквозь пыль дороги прорастая…
Верблюжья колючка
Розы и лилии во всеоружьи
женской манящей своей красоты.
Ты - не своя, ты – колючка верблюжья,
тихо лелеешь верблюжьи мечты.
Там, где барханов песчаная серость,
в жаркой пустыне, паленой глуши,
ты проявляешь завидную смелость,
ты существуешь, по зову Души.
Влажные мягкие губы верблюда
колкий твой стан обнимают, любя.
Ты для верблюда – сладчайшее блюдо…
Но неизвестно, кто он для тебя…
Увядшие розы
Не убирай букет, мой милый.
Он так хорош, хотя и сух,
так дивно вял, но сколько силы
еще хранит цветочный дух.
И лента бледно-голубая,
в которой серебрится нить,
еще так страстно просит: «Жить!»
Взметнулся ввысь бутончик нежный –
увядшей матери дитя.
Не знал он роскошь жизни прежней
и принял эту не шутя.
Друг мой, хоть розы стали строже,
и потускнел их чайный цвет,
других цветов не надо все же…
И не выбрасывай букет!
Подсолнухи
За солнцем устремляются подсолнухи,
коронами вращая на ходу.
Ах, Чехов, Вам не выразить беду
влюбленных Душечек, их счастья всполохи!
Доверясь миру, дарят семена
детей своих, как пчел в их сотах черных,
торжественно качая их на волнах,
боясь до срока пробудить от сна.
У женской радости, увы, недолог срок…
Приходит осень, головы срубает
холодным лезвием неумолимый рок
и зерна жизни в масло превращает.
Васильки
«Ах, васильки, васильки!
Много вас выросло в поле,
помню у самой реки,
вас собирали для Оли…»
из песни
Летом у тихой Оки,
дни-хороводы мелькают.
В вальсе кружась, васильки,
к танцу любви приглашают…
Первого чувства рассвет
вяжет веночек прощальный.
Девочке юный поэт
пишет сонеты печально.
Поле цветов над рекой
синь разливает тревожно…
«Милое детство, постой!»
Нет, удержать невозможно!
