Грушевский Игорь Владимирович
Беседа с родителями школьников «Как помочь ребёнку не совершать ошибки, чтобы в будущем не сожалеть»
Если для взрослого весь мир как на ладони, то для ребёнка это неизведанная гавань, к которой он пытается причалить на этапе формирования из ребёнка во взрослую личность. Конечно, ошибок не миновать. Родители должны помочь «юному мореплавателю» узнать, что ошибки как очень легко совершить, так и очень быстро забыть. Но и время на месте не стоит. Оно, по своему обыкновению, любит через большой отрезок времени напомнить об этих ошибках. И будет очень стыдно. И уже их не исправить. Задача родителей постараться так объяснить ребёнку об ошибках, чтобы он старался их совершать как можно меньше. Это как пользоваться астролябией, чтобы не сбиться с пути.
Публикация «Беседа с родителями школьников „Как помочь ребёнку не совершать ошибки, чтобы в будущем не сожалеть“» размещена в разделах
«НИНКА»
Городской шум улиц, людской поток в оба направления. Поворачивающий троллейбус на перекрёстке. Красный свет светофора. Толпа людей туда-сюда по зебре. Гул человеческих голосов на центральном базаре. Словно и не было этих последних двадцати пяти лет.
– Двадцать пять лет, это же четвегть века, – говорил ему Соломон Моисеевич, когда он забрёл в свой бывший, тихий, двор. – Какими судьбами Вас, Миша, занесло в годные пенаты?
– Да. – хотел, было, сказать Миша, но махнул рукой. Достал из внутреннего кармана кожаной куртки «пачкусигаретизакурил».
– Миша, если бы «якугил», то обязательно угостил бы «Вассигагеткой».
Миша машинально достал «пачкусигарети» протянул Соломону Моисеевичу. Соломон Моисеевич «взялсигареткуи» положил за ухо:
– А как Ваша София поживает?
Миша бросил раздражённый взгляд на Соломона Моисеевича.
– А, помню-помню, вы же с нею быстго гасстались после свадьбы. А какую свадьбу гуляли! О, а этот конкугс, где «я газгешу поцеловать там, где ещё никто не целовал». Помните? «На Канагах», – Соломон Моисеевич залился смехом.
Миша, разгневанный неприятными воспоминаниями, «бросилсигаретув» сторону Соломона Моисеевича и быстро пошёл со двора.
– Миша! Постойте! – кричал Соломон Моисеевич. – Я имею задать один вопгос.
Миша шёл быстрым шагом и уже не расслышал, что хотел спросить Соломон Моисеевич.
«Вот тебе и «годные пенаты»», – Миша передразнил Соломона Моисеевича. – «Настроение только испортил, старый пень! Ладно, пойду в метро».
Он направился в сторону метро. Опять зазвучали звуки города. Шум транспорта, гул людской молвы, которую невозможно разобрать. Крик непослушного ребёнка. Полицейская сирена. Сигнальный звонок велосипедиста.
– Ми-ша! – откуда-то раздался голос. – Миша! Стой!
Миша повернулся и не поверил:
– Нинка! Ты, что ли?
– Я! – радостно крикнула Нинка и побежала к Мише. Она сжала его в крепких объятиях, что хрустнули кости.
– Стой! Не так сильно! – взвизгнул Миша. – Спина!
– Что со спиной? – испуганно спросила Нинка.
– Да были проблемы.
– А как сейчас?
– Сейчас? – Миша стал прислушиваться к внутренним ощущениям. – Ты мне её чуть не сломала, – и усмехнулся.
– Прости! Я тебя давно не видела. Где тебя черти носили?
– Не поверишь!
– Так разуверь меня!
– Много времени займёт.
– Ты надолго? – спросила Нинка.
– Точно не на три дня. А там видно будет.
– Слушай, – начала, задумчиво, Нинка. – Давай махнём ко мне?
Миша немного задумался. Сегодня было шестого марта.
– Давай! Тогда, после завтра? – спросил Миша.
– О’кей! – радостно ответила Нинка. – Я так давно тебя не видела.
Нинка снова крепко обняла Мишу.
– Эй! Поосторожней! – крикнул Миша.
– Я так по тебе соскучилась. По нашим играм. – Нинка, вдруг, ударила Мишу кулаком по плечу. – Ты так резко женился и наши игровые сессии прервались!
– Ты разве так и не нашла себе партнёра для игр?
– Партнёршу, – поправила Нинка. – А она ещё та штучка.
– Вроде и я не был мягок? – улыбнулся Миша.
– Ты – это совсем другое!
– Приятно слышать! – Миша в первый раз, как вернулся, ощутил радость, почувствовал, что он, и правда, дома.
– Иногда она «распускала руки» при незнакомых. Это так стыдно! А с тобой было так легко! Я была на седьмом небе от счастья!
– А почему ты позволяла с собой такое делать?
– Я пыталась доказать, что мне противна такая игра, а она сказала, что тогда расстанется со мной и найдёт другого партнёра.
Нинка замолчала, молчал и Миша.
– Но ты оказался сволочью! Предателем! Зачем ты с ней спутался? Развёлся, а потом, как трус, бежал! Почему? – Нинка разрыдалась.
Прохожие шли и оборачивались в их сторону, кто-то даже шептался, а другие посмеивались. А в общем ни у кого из них не было дела до плачущей Нинки и стоящем рядом Миши.
– Нин, ну прости! – Миша пытался успокоить её. – Так получилось!
– Нельзя, чтоб так получалось! Нельзя! Ты сделал меня несчастной! – Нинка бросилась Мише на шею. Он её обнял, что-то шептал, гладил по спине.
Миша стал вспоминать, а почему он вдруг решил жениться, променять жизнерадостную Нинку на зануду Софию, которая только и могла клянчить: «Дай! Хочу!» Он хорошо знал, почему его привлекла София, точнее методы её бабушки. Софие было двадцать три года и бабушка, время от времени, бывало, что и продолжала драть её : «ремнём поголойпопе» – это была коронная фраза бабушки, на тот момент ей было семьдесят лет и она: «так и не встретила мужчину своей мечты». А Нинка. Миша так и не нашёл, что себе ответить. Главное, они встретились, и через два дня он попытается исправить упущенное. А там, глядишь, они и наверстают зря прожитые годы. Теперь он точно понимал, что прожил эти двадцать пять лет в пустую. В дали от родины. Без Нинки. Без неё это было не то.
Восьмого марта была метель. Миша подумал, что зима снова вернулась. Там, где он жил, снег был редкостью. И теперь, словно и не было этих двадцати пяти лет, Миша шёл в гости к Нинке и наслаждался снегом и морозным воздухом. Снег приятно поскрипывал под ногами. В руках Миша держал мешок «скраснымвином», апельсинами, гранатами и виноградом. В другой руке был торт, а под мышкой он сжимал длинный свёрток с тростью.
Тогда, двадцать пять лет назад, о многих интересных предметах никто не знал и не догадывался (в наше время кто-то их в шутку назвал «для души и тела»). Миша с Нинкой тогда предпочитали «классику» - «дерево невест». «Классика» оставляла красивый узор. А Нинкино фирменное: «Ой! Ой-ё-ёй! Мамочки-мамочки!» – так вдохновляло! «Ничего», – думал Миша, – «наверстаем упущенное».
Он не заметил, как дошёл до Нинкиного дома. На дверях был домофон. Миша набрал номер Нинкиной квартиры. Раздались гудки. Никто не отвечал. Он набрал ещё раз и снова гудки. Вдруг раздалась мелодия и дверь распахнулась: вышла соседка с собакой, которая облаяла Мишу и побежала вниз по ступенькам. Он быстро прыгнул в открытую дверь и побежал вверх по лестнице. На лестничной клетке было темно. Из щели приоткрытой двери Нинкиной квартиры он увидел свет. Миша не поверил своим глазам, но из щели торчала Нинкина рука и, хоть было темно, но на ней он увидел кровь (может так «удачно» падал свет, а дверь как раз упиралась в выставленную кисть. Миша кинулся к Нинке и краем глаза заметил, что из глубины лестничной клетки метнулась чёрная фигура. Миша вдруг почувствовал острую боль и ойкнул. Чёрная фигура толкнула его к стене, и под звон разбитой «бутылкивинаи» рассыпавшихся апельсин, побежала в низ по лестнице. Миша схватился за рукоятку ножа, торчащую из его груди, и съехал по стене на пол к рядом валявшемуся свёртку с тростью.
