Старостин
Образы крепостников в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»
Фамусов.
Его отношение к крепостным читатель может проследить по его общению с Лизой, Петрушкой, слугой и Филькой.
В заигрывании Фамусова с Лизой, без точных указаний автора, читатель, в зависимости от собственных склонностей, может увидеть и стремление овладеть своей рабой, и простое баловство с шаловливым ребёнком. Именно таким Лиза и представлена. Вариант желания овладения Лизой маловероятен, так как: - она молочная сестра Софьи; - время и место совершенно не подходят для таких мероприятий; - из другой литературы мы знаем, что классическому крепостнику достаточно было приказать нарядить Лизу пастушкой и предъявить её в оном облачении в его спальню к такому-то часу. Всё это было бы исполнено безропотно, в том числе и Лизой. По моему скромному размышлению… Фамусов по старой привычке изобразил Лизе козу, всё ещё не осознавая, что перед ним уже не ребенок, которого он знает с «пелён», а молодая и цветущая девушка. Впрочем, Лиза ни только не чувствовала для себя никакой угрозы, но явно ничего не имела бы против таковой, если судить по её словам «Куда мы с вами». Вполне возможно, что её женский ум уже понимал, что зрелому мужчине иногда полезно похорохориться и, в общем-то, не препятствовала этому. Свою участь птичницы Лиза более чем заслужила – ни у неё, ни у читателя нет повода негодовать на Фамусова. В пользу Фамусова говорит и то, что он даже не подумал о телесном наказании Лизы.
Публикация «Образы крепостников в комедии А, С, Грибоедова „Горе от ума“» размещена в разделах
Сцена с Петрушкой показывает, что Фамусов вполне лоялен к нерасторопному пареньку Петрушке, чей разодранный локоть дает ему повод для шутки, но не для негодования и наказания. Более того, эта сцена показывает человечность Фамусова, так как Павел Афанасьевич призвал буфетчика исполнять обязанности секретаря, чем дал возможность Молчалину отдохнуть после бессонной ночи.
Не может быть сомнения, что во время утренней беседы Фамусов как следует расспросил Молчалина, увидев не только его утомленный вид, но и Софьи, и Лизы.
Несдержанность Фамусова со слугой, доложившим о приходе полковника Скалозуба, вполне объяснима долго сдерживаемым раздражением от словоизвержений Чацкого.
Филька был подставлен Чацким и попал под раздачу совершенно ни в чем не виновным. Нет гарантии, что в отношении него Фамусов выполнит свою угрозу, после того, как Филька, упав ему в ноги, объяснит, почему он не смог выполнить свои обязанности.
Фамусов достаточно либерален, но никак не являет собой классический образ барина-крепостника, каким был, например, К. П. Троекуров. Холопы последнего, не обратили бы никакого внимания на замашки захудалого дворянина Чацкого, а то бы и высмеяли его, как Дубровского старшего.
Кроме того, Петрушка точно, а Лиза весьма вероятно, так как всю свою жизнь провела подле Софьи, грамотные.
Софья.
По милости Софьи Лиза первую ночь провела на стуле, что отнюдь не способствует отдохновению, вторая, и так не сулившая ей спокойствия, закончилась для неё весьма плачевно.
Кроме того, Софья и с Молчалиным обходилась как со своим крепостным.
Хлёстова.
Чуть ли не первыми словами, сказанными Амфисой Ниловной, была просьба устроить её арапку в тепле и накормить её не абы чем, не с людского стола, а тем, что ест сама Софья. Вряд ли, что жребий, выпавший арапке, был самым худшим из возможных вариантов.
Загорецкий.
Комедия не даёт нам представления о состоянии Загорецкого, да это и не нужно - важно то, что арапку он пристроил в хорошее место, к Хлёстовой, где она всегда будет в тепле и сыта, что для её невольничьей доли совсем немаловажно.
Чацкий.
Как и оказалось, «людей и лошадей знобя» он «только тешил сам себя», так как спешности в его приезде никакой не было. Мало того, после этой спешки он стал каким-то чересчур неуравновешенным, если исключить вероятность того, что неуравновешенность является его обычным состоянием, из-за чего и свел на нет все свои шансы на успех в делах матримониальных. Обычная и нормальная езда по 50-60 верст в сутки гораздо повысила бы вероятность его успеха у Фамусовых при условии, что таковая у него вообще была. Но обычная езда была возможной только в том случае, если он не сбегал от долгов, дуэли или из жёлтого дома. И коль скоро сидящий в возке, укатанный в меха Чацкий «и растерялся весь, и падал сколько раз», тогда сколько же, без всякой на то нужды, испытаний выпало на долю сопровождающих его людей, от падений экипажа и ликвидации последствий этих падений? Своим подвигом Чацкий, вероятно, счёл то, что он, стоя в позе Наполеона, героически наблюдал за действиями своих людишек и покрикивал, поторапливая и поругивая их за медлительность.
Будем надеяться, что кучер и лакей были не теми же, что сопровождали Чацкого в его немыслимой гонке, но вряд ли это так. Сорок пять (а на самом деле гораздо больше) часов «глаз мигом не» прищуривший, кучер привез Чацкого к Фамусовым, потом от Фамусова на квартиру Чацкого. Пока хозяин-крепостник занимался своим туалетом, кучер чистил, укрывал и кормил лошадей, и дай Бог, если он успел перехватить кусок хлеба до того, как пришлось везти своего хозяина, этого провозвестника всего нового и передового, опять к Фамусовым срывать все и всяческие маски. Чацкий вылез из возка и ушёл в дом, лакей за ним, а кучеру была предоставлена возможность позаботиться о себе самому, что он и сделал, укрывшись от непогоды, будем надеяться, в соседнем кабаке. Разумеется, кучер, прежде всего, опять позаботился о лошадях, укрыл их попонами и задал овса. Только вот нет уверенности, что у кучера имелась хоть полушка медная, чтобы согреться в кабаке чаем или чем-то иным. Удивительно ли, что его, забившегося в дальний уголок, согревшегося и заснувшего долго не могли найти? Это ещё лучший вариант, а если его нашли полуокоченевшим в какой-нибудь подворотне? Но в любом случае его спине предстоит прочувствовать «весь гнев и всю досаду» так и не «излитую» на участников предпоследнего явления.
Желание Чацкого узнать то, что никак не могло служить к его пользе, а только и исключительно к его вреду*, оказалось сильнее, чем вполне нормальное и благодетельное «я спать хочу». А тут не вовремя лакей с известием о том, что «каре…», в ответ на коее, Чацкий «(выталкивает его вон)», предварительно посипев на него: «Сс». Будем надеяться, что лакей одет не только в ливрею, и успел и поесть у Фамусова в доме, и поспать на шубах. Если же лакей выскочил налегке, то и ехать «искать по свету, где оскорблённому чувству» его хозяина есть уголок, ему тоже придётся налегке – вряд ли этот записной борец с крепостничеством и царизмом будет ждать, пока его холоп сбегает за своей одеждой.
Разночтения в количестве крепостных у Хлёстовой и Фамусова не могли возникнуть на пустом месте, а Грибоедов привел их не для того, чтобы высмеять двух маразматиков, а чтобы лишний раз подчеркнуть, что Чацкий продал или проиграл в карты 100 душ своих крепостных, а хоть и «Нестору», на которого он стал потом ещё и негодовать.
Если не считать суеты вокруг обморока Софьи, то Чацкий всю комедию демонстративно игнорировал Лизу, которой зачем-то плакался три года назад. Видимо мстил ей за свои слёзы.
Злоключения Фильки, возникшие исключительно по вине Чацкого, уже упоминались.
О грамотности слуг Чацкого в комедии нет и слова.
«Нестор».
Если это только не плод воображения Чацкого, то он являет собой классический образ крепостника-самодура без совести и чести. Придется основательно поломать голову, чтобы постичь суть представлений Чацкого о чести, которую могут спасти слуги, тем более в довольно-таки бесчестные «часы вина и драки». Судя по тому, как Чацкий относится к своим крепостным, и потому, как глубоко он проник в коммерческие предприятия «Нестора», можно заключить, что «Нестор» доводится Чацкому довольно близким другом, на которого он наябедничал** от зависти или ради красного словца.
«Меценат».
Так я предлагаю называть того, «который для затей» собрал балетную труппу, на искусство которой дивилась потом вся Москва. Если Чацкого более всего возмущало, что «амуры и зефиры» распроданы поодиночке, именно с упором на то, что не оптом, то каждый артист самоценен и каждого необходимо оценивать отдельно, как современного футболиста – я что-то мало слышал возмущений по поводу того, что один клуб продает другому клубу футболиста и, что характерно, поодиночке. Как футболист попадает из хороших условий в хорошие, а может быть и лучшие, так и артисты, будем надеяться, не прогадали от смены сцены. Впрочем, негодовать по поводу продажи крепостных мог бы кто-то иной, но никак не Чацкий. Следовательно, у оптовика Чацкого претензия к Меценату только за розничную торговлю футболистами, то есть, пардон, артистами.
Вряд ли Чацкий был осведомлен, а вот автор комедии точно знал про то, что дети, попавшие в балетный класс избавлены от беспросветной нужды и непосильного труда в поле или на скотном дворе, о трудности набора детей в класс балета, о том чему нужно научить будущих балерин и танцовщиков. Вряд ли Чацкий догадывался, что горькие от расставания слёзы матерей были и слезами радости за будущее их детей.
Как мы видели с самого начала комедии, Чацкому вообще нет дела до своих крепостных, поэтому не стоит обращать внимания на его сетования по поводу судеб не принадлежащих ему людей, тем более, что он сохранил анонимность их хозяев.
Вывод. Комедия дает нам представление о существовавших в первой четверти ХIХ века формах и методах обращения крепостников со своими рабами :
- довольно демократичная, как у Фамусова;
- грубовато-заботливая, как у Хлёстовой;
- самоотверженное вплоть, до разорения служение искусству, как у Мецената;
- совершенно бесчеловечное, образчики чему Чацкий и его друг Нестор, который право же гораздо лучше Чацкого, тем хотя бы, что он однозначен и не притворяется ни кем иным. А вот Чацкий ещё и лицемер - жестокий со своими крепостными, он ведёт себя так, что простодушный школьник под давлением учителя принимает его за борца с крепостничеством. Самое плохое то, что доверие этому лицемеру в читателях и зрителях формировали люди, объявившие себя гуманистами и прогрессистами, что опять же не мешало им владеть крепостными со всеми вытекающими из этого нюансами. Многие из них были отличными писателями, издателями, историками и публицистами. И не говорите, что настолько извращенный образ литературного персонажа, названного ещё и "героем", не имел влияния на происходившие в стране события или на отношение к ним. Если литература никак не влияет на людей, то зачем она вообще нужна?
___
* – Чацкий своим подглядыванием и подслушиванием являет городу и миру довольно яркую иллюстрацию правоты пословицы гласящей, что большинству людей лишняя информация вредна. Не предайся он этой своей страсти и мог бы ещё не только попытаться, но и преуспеть в овладении приданым Софьи.
** - совсем не факт, что слуги от обмена их на собак прогадали, если попали к Фамусову или Хлёстовой, а то и к гоголевскому Костанжогло, которого крестьяне бывало даже просили: "Выкупи нас барин". В любом случае негодяй тот, кто такую цену запрашивает, а не тот, который её платит.
Вполне возможно, что уйти от "Нестора" на любом основании было лучше, чем у него остаться, так как он явно всячески развращал своих слуг, понуждая их к весьма неправедным делам. "Нестор" был скуп и рационален - ему не было резона заботиться о престарелых слугах, которые не могут уже выполнять предписанных им функций в "часы вина и драки", но зато насколько хорош тот крепостник, который взял это обязательство на себя! Вот о нём-то и умолчал Чацкий, так как он не вписывался в его картину мира. Кто упрекнёт этого второго крепостника в том, что он дал меньшую цену за предстоящие расходы и хлопоты? Кто посмеет упрекнуть его за то, что собаки для него, это всего лишь собаки, а люди, это Божьи творения! Это - ЛЮДИ!
"Нестор", наверное верил в мудрость поговорки: "Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки", а вот его контрагент отвергал её на корню!
Начало цикла см. https://proza.ru/2020/08/12/715 и https://proza.ru/2020/08/28/1187
