Анастасия Юрьевна Ветрова
То, что не лечит время. Рассказ
Довелось мне зайти на огонек к участнику Великой Отечественной войны. Он сидел такой задумчивый. Его взор как-бы был направлен в никому неведомую даль времени. И, когда он начинал свой рассказ, было ощущение, что он передаёт то, что ощущает в данный момент. Видимо, память переносила его в те годы, которые он пережил когда-то. И чувствовалось, что каждый раз, когда приходили эти воспоминания, он переживал эти события, словно это происходило сейчас. Он погружался в те воспоминания, и было видно, время не изменило ничего, ни память, ни те ощущения, ни отношение к тем событиям, ни пережитую боль…
Публикация «То, что не лечит время, Рассказ» размещена в разделах
— Когда меня призвали, мне только исполнилось 18 лет (я знаю, что это был сентябрь, значит, это был третий месяц от начала войны). Меня направили в школу командиров на трёхмесячное обучение. По-моему, это был город Фрунзе, ныне Бишкек. Мне выдали обмундирование и паёк, где-то 300 грамм чёрного хлеба, и это было хорошо, это уже был не голод. Я проучился там месяца два, когда меня позвали на проходную. Пришёл туда, вижу… (слёзы сдавили горло, он замолчал, затем сделал нескольких глубоких вздохов, вытер выступившие слёзы, и продолжил) …меня там ждал Кондрат, мой старший брат, он старше меня на год, поэтому его призвал раньше меня. Он был лётчик. Когда брат проходил медкомиссию, у него обнаружили грыжу и отправили на операцию. Теперь он возвращался к службе после операции и восстановления. Его направили в лётную часть. Он зашёл ко мне попрощаться… Я увидел его издали. Он стал таким худым и был бледный-бледный, как стенка. Как я его увидел, еле сдержал слёзы. Махнул рукой, чтоб он подождал меня.
Вернулся в казарму, взял свою пайку хлеба, подошёл к нему. Мы с ним обнялись крепко-крепко, потом я присел, чтоб с ним поговорить, но он остался стоять, держась за шинель. Видимо, шов еще болел. Я ему отдал свой хлеб. Сначала, он не хотел брать. Но я видел, что он хочет есть. Он так его ел… а я смотрел на него и плакал… (слёзы вновь подступили к горлу рассказчика. После паузы, он продолжил) … я и сейчас, когда вспоминаю, вижу его взгляд, такой болезненный взгляд, бледный вид, осунувшиеся скулы… не могу вспоминать без слез… … в первом бою он погиб… Это был его первый вылет и первый бой… И друг мой, Яша. Тоже погиб…
Мы были с ним в окопе. Я пулеметчик, он помощник. Был обстрел. Мы прятались в окопе. Потом сами стреляли. И вот, такая звенящая тишина, буквально мгновение затишья, Яша приподнял голову из окопа. Я его одернул: «Яша! Куда!», и тут такой звук, как «фьють», что-то свистнуло. Это был фашистский снайпер. Они тогда были везде… Яша упал в окоп. Прям вот сюда попала пуля (показал на сонную артерию, так струйкой текла кровь, а он лежал с открытыми глазами… (он замолчал, сдерживая слёзы. Рука всё еще была у сонной артерии) я закрыл ему руками глаза… (и вновь он ненадолго замолчал, глаза смотрели куда-то вдаль) а у меня в гимнастерке возле сердца мать зашила вот такой (показывает руками) с написанной молитвой «Живые помощи» …
Дальше была война. Много чего было… Мне 84, а ощущение, будто бы и не жил…
