Анна Валерьевна
Воспитательная работа на уроках литературы
ОРГАНИЗАЦИЯ ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ
С ОБУЧАЮЩИМИСЯ НА УРОКАХ РУССКОГО ЯЗЫКА, ЛИТЕРАТУРЫ, РОДНОГО ЯЗЫКА (РУССКОГО,
РОДНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (РУССКОЙ)
Добрый день. Тема моего выступления звучит достаточно сухо: «Организация воспитательной работы с обучающимися на уроках русского языка, литературы, родного языка (русского, родной литературы (русской)». Мне бы хотелось перефразировать её : «Русская словесность и Евангелие».
Публикация «Воспитательная работа на уроках литературы» размещена в разделах
Удивительно, но язык каждого народа, пусть даже немногочисленного, обязательно содержит в себе информацию о Боге. Что касается русского языка, то мы можем говорить о нем, как о явлении сакральном. При внимательном любовном рассмотрении становится ясным, что он повествует нам об Иисусе Христе, содержит сокровенное знание о Нем.
Например, слово человек: что оно значит в русском языке? Невероятно, чтобы слово, означающее в столь богатом языке понятие венец Божьего творения, было случайным набором не стыкующихся меж собой смыслов. Замечательное объяснение есть в “Славянорусском корнеслове” Александра Семеновича Шишкова. Это именно к нему обращается на страницах “Евгения Онегина” А. С. Пушкин, в который раз используя в тексте романа иностранные слова в оригинале: Du comme il faut… (Шишков, прости: Не знаю, как перевести. … А. С. Шишков возводит его этимологию непосредственно к понятию “слово” : слово — словек — цловек — чловек — человек. И дело не только в том (хотя и это немаловажно, что таким образом подчеркивается главное отличие людей, как существ словесных, мыслящих словами, от всего живого, сотворенного Богом, но и в том, что Слово — это прежде всего имя Самого Бога! На какую же неизмеримую высоту поднимает нас эта мысль, какое высокое достоинство придано всем нам. Вспомним Евангелие от Иоанна: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог” (Ин. 1, 1–3).
Не менее интересно слово гражданин. Николай Васильевич Гоголь в “Выбранных местах из переписки с друзьями” пишет: “Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданства, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство”. Какую печальную метаморфозу претерпело само слово гражданин в нашей истории. Оно стало ассоциироваться с понятием казенщина. А ведь изначально слово это обозначало высшую похвалу и пожелание православному человеку стать по завершении земного бытия насельником Небесного Града Иерусалима, и именно от этого Града ведет свое происхождение высокое слово гражданин. Не потому ли так нелепо звучат для нас, нынешних, бывшие некогда хрестоматийными строки: “Смотрите, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!”
Слово славяне — по Шишкову, это люди, одаренные особым даром слова. И это правда: главное отличие русской литературы от всех иных — прежде всего, в том, что в творениях ее классиков, как ни в какой иной литературе, показана вся глубина, все неуловимые оттенки движения души человеческой, и ее ангельские, лучезарные взлеты, и тяжкие мрачные падения. Никогда и нигде не ставились доселе так властно и с такой пронзительной любовью и болью “проклятые вопросы” человеческого бытия. А потому, отмечая то огромное влияние, которое она неизменно оказывала на весь строй души русского человека, на его умонастроения и в конечном итоге на судьбы нации.
“Я утверждаю, — пишет Ф. М. Достоевский в “Дневнике писателя”, — что наш народ просветился уже давно, приняв в свою суть Христа и учение Его. Мне скажут: он учения Христова не знает, и проповедей ему не говорят, — но это возражение пустое: все знает, все то, что именно нужно знать, хотя и не выдержит экзамена из катехизиса. Научился же в храмах, где веками слышал молитвы и гимны, которые лучше проповедей. Повторял и сам пел эти молитвы еще в лесах, спасаясь от врагов своих, в Батыево нашествие еще, может быть, пел: "Господи Сил, с нами буди!" И тогда-то, может быть, и заучил этот гимн, потому что кроме Христа у него тогда ничего не оставалось, а в нем, в этом гимне, уже в одном вся правда Христова”.
Так можем ли мы не ощутить драгоценность языка русского, несущего нам “всю правду Христову”?
Продолжим рассматривать слова. В слове образование содержится очень важная для всех нас — и тех, кто учит, и тех, кто учится — информация. Ведь корень этого слова — образ, то есть икона. Сам наш многомудрый язык подсказывает нам, тугоухим, что самое главное для “образователей” всех ступеней вовсе не передача суммы неких знаний. Это подразумевается само собой. Куда важнее, оказывается, восстановление в человеке образа Божия. Да-да, извечное христианское стремление вернуть человеку, созданному по образу и подобию Божию, иконичность, некогда им трагично утраченную. Вернуть его можно только читая Евангелие. Нам, Иванам, не помнящим своего высочайшего родства, русский язык настойчиво напоминает о нем, зовет прежде к постижению этого совершенства. А потому и безобразие — есть именно потеря образа Божия.
Теперь о слове просвещение. Легко вычленяем корень этого слова. 19 августа мы отмечали праздник Преображения Господня. Иисус Христос с учениками Петром, Иоанном и Иаковом направился на гору Фавор, где перед ними предстал в своей Славе, в лучах невероятного Света. Можно вспомнить и знаменитую беседу преподобного Серафима Саровского с Н. А. Мотовиловым о смысле христианской жизни. По свидетельству Николая Александровича, “служки Божией Матери и преподобного Серафима”, как он себя называл, благодаря которому мы являемся свидетелями замечательного откровения величайшего подвижника нашей веры, келья тогда наполнилась невообразимым благоуханием, а лицо преподобного просияло таким неземным светом, что глазам его собеседника стало невозможно взирать на святого старца. Да и многих других святых отшельников люди, искавшие у них утешения в скорбях, находили, как известно, по тому дивному свету, что озарял по ночам укромные места их подвижнического обитания. Но именно их — этих молитвенников и печальников Руси — земные слуги извечного врага рода человеческого нарекут мракобесами. Только вслушайтесь: беснующимися во мраке).
В повести Владимира Солоухина “Черные доски” дело происходит в хрущевские времена. Автор книги, тогда еще молодой человек, разыскивает с приятелем древние иконы на руинах разрушенных безбожной властью церквей. И вот одна из многих его встреч, на сей раз с очень древней старушкой, ревностной хранительницей церковных образов. Выяснив, что искомая им ценная икона “Воскресение”, похоже, канула в безвестность, Владимир Алексеевич сокрушается: “Да, жаль. Ценная была икона. Из темноты веков”. И получает от простой деревенской женщины совершенно ошеломивший его своей философской глубиной ответ: “Где свет? Где тьма? Вы думаете, когда был монастырь, и когда здесь стояла церковь, и когда мы украшали икону цветами, — вы думаете, у нас в Пречистой Горе было темнее? Ошибаетесь, молодые люди. Икона дошла из света веков, а теперь, как вы сами видите, ее поглотила мгла неизвестности. И вот вы ищете, ищете ее. А почему ищете? Потому что она свет, она огонечек, и тянет вас на этот ее огонек”.
Особый свет источают церковнославянские слова.
Радостное подтверждение этой мысли пришло от Александра Сергеевича, еще молодого, двадцатисемилетнего. Вспоминаю, как много лет назад, впервые услышав стихотворение “Пророк”, была убеждена, что эта таинственная встреча поэта и в самом деле имела место, до того убедительно звучали памятные строфы. Я имела тогда довольно смутные представления как о шестикрылом Серафиме, так и о ветхозаветном пророке Исаии, от лица которого и ведется здесь повествование. Но и поныне считаю, что дело тут не только в известном видении святого; что-то важное наверняка пережил сам поэт, какая-то сокровенная встреча — сретение (встреча Бога и человека) — произошла у него самого. Только вслушайтесь, как стих его изобилует церковнославянской лексикой — все эти: уста, десница, восстань, глас, виждь, внемли, глагол… Поразительно, дело даже не в том, что мы, сегодняшние, все понимаем без особых на то усилий, а в том, что использование поэтом этой специфической лексики не сделало стихотворение ни на йоту тяжеловеснее, и поныне оно продолжает изумлять величественной музыкой родной речи. Это ли не золотой ключ к пониманию подлинной роли и места церковнославянского языка в жизни русской нации! Гений поэта сквозь два столетия протягивает нам, сегодняшним, руку помощи, вразумляет, что язык этот дан русским не для каждодневного общения, — он, и только он, предназначен для обращения ко Господу, Его Пречистой Матери, светлым силам Небесным.
Вот принесешь, бывало, ведро студеной колодезной воды, она постоит денек-другой — глядишь, и нет уже в ней той давешней замечательной свежести. Если же дольше, да на свету, то и вовсе зацветет — для грядок еще сгодится, а более никуда, хоть выливай. Но не беда, можно еще нанести, благо есть неподалеку колодец. А если, не приведи Господи, злые люди изгадят его, как тогда быть, где взять свежей воды! Вот и получается, что церковнославянский язык есть некий удивительный неиссякаемый источник с незамутненной живительной влагой, в котором пребывают в первозданной сохранности корни нашего с вами языка, великой русской речи, незримо и таинственно связывающей нас с самим Христом.
Как же мудр и проницателен был русский писатель Иван Шмелев, обратившийся в одном из писем к близкому человеку, а по сути ко всем нам, с призывом: “Читайте Пушкина и Евангелие!”
Не подлежит никакому сомнению, что большим вкладом в русскую литературу стали замечательные художественные произведения таких выдающихся литераторов, как Чингиз Айтматов, Рустам и Максуд Ибрагимбековы, Олжас Сулейменов, Фазиль Искандер, Чингиз Гусейнов и многих других русскоязычных писателей. Однако нам (как и им самим) и в голову не придет считать их русскими. Так что совсем не случайно понятие народ в старославянском языке звучит как язык. “Разумейте и покоряйтеся, языцы, яко с нами Бог!” — возглашают в Церкви.
Поразительную историю поведал некогда народный поэт России мудрый Расул Гамзатов в книге “Мой Дагестан”. В одной из глав он рассказывает, как однажды в Париже встретил земляка-художника, который вскоре после революции уехал в Италию учиться, женился на итальянке и не вернулся домой. “Почему же вы не хотите возвратиться?” — спросил у него поэт. Тот ответил: “Поздно. В свое время я увез с родной земли свое молодое жаркое сердце, могу ли я возвратить ей одни старые кости?” “Приехав из Парижа, — продолжает автор, — я разыскал родственников художника. К моему удивлению, оказалась еще жива его мать. С грустью слушали родные, собравшись в сакле, мой рассказ об их сыне, покинувшем родину, променявшем ее на чужие земли. Но как будто они прощали его. Они были рады, что он все-таки жив. Вдруг мать спросила: "Вы разговаривали по-аварски?" — "Нет. Мы говорили через переводчика. Я по-русски, а твой сын по-французски". Мать закрыла лицо черной фатой, как закрывают его, когда услышат, что сын умер… После долгого молчания мать сказала: "Ты ошибся, Расул, мой сын давно умер. Это был не мой сын. Мой сын не мог забыть языка, которому его научила я, аварская мать"”. Глава в этой книге завершается стихотворением “Родной язык”, отрывок из которого не могу не привести здесь:
…И, смутно слыша звук родимой речи,
Я оживал, и наступил тот миг,
Когда я понял, что меня излечит
Не врач, не знахарь, а родной язык.
Кого-то исцеляет от болезней
Другой язык, но мне на нем не петь,
И если завтра мой язык исчезнет,
То я готов сегодня умереть.
Я за него всегда душой болею,
Пусть говорят, что беден мой язык,
Пусть не звучит с трибуны ассамблеи,
Но, мне родной, он для меня велик.
Вспоминая эту историю, не перестаю изумляться суровой мудрости этой женщины. Родившись и состарившись в высокогорном ауле, она ведала о том, чего не дано постичь иным высоколобым мудрецам века сего. А какое царственное достоинство! Как, откуда, каким духом узнала она, что язык, по Шишкову, это еще и я зык — то есть я звучу. И если кто-то вдруг перестал звучать на родном языке, то его и в самом деле нет, ведь звучать, быть зычным может только живой.
Итак, ранее я говорила о святости, силе русской литературы. А что, собственно, мешает учителю, считающему себя православным человеком, превратить каждый свой урок в урок Закона Божия, то есть в проповедь Христа? И разве не к ним, в первую голову, обращены слова святого апостола Павла: “Горе мне, если не благовествую!” (1 Кор. 9, 16). Вначале поясню концептуальный подход к рассматриваемой проблеме, который видится в следующем: задача учителя в этой ситуации заключается вовсе не в передаче своим подопечным некоей суммы конкретных знаний в области богословия. Для этого, помимо формального разрешения, необходимо еще и специальное образование. Именно на этом поприще, как нигде, чрезвычайно актуален принцип — не навреди. Куда важнее заронить интерес к вере, к личности Христа. То, что в православном лексиконе именуется ревностью о Боге. Если появится ревность, возникнет и интерес. А интерес, как известно, рождает тягу к знаниям. Поверьте, найдут дорожки к вере сами, потому как, по слову Спасителя, начнут искать (Лк. 11,9). Только бы сверкнула та первая искорка, только бы затронуло детское сердечко наше слово: свежее, доброе, неравнодушное.
Извечного врага рода человеческого — ворога — русское сознание идентифицирует с расхитителем чужого имущества — вором. Помню, была удивлена, прочитав о том, что в монастырях могли простить инока, согрешившего грехом блуда, но никогда — вора. Объяснение на удивление просто и убедительно: блудник в конечном счете наносит урон себе, своей бессмертной душе и телу, которое есть храм этой души; вор же сеет рознь, все начинают подозревать друг друга. В результате возникшего разделения оскудевает любовь. Как в пословице: у кого украли — тому грешней. Так становятся понятны слова храброго вояки, поручика Ивана Игнатьича из “Капитанской дочки”, который перед лицом неминуемой гибели повторил слова своего благородного командира, бросив в лицо Емельяну Пугачеву: “Ты нам не государь… Ты, дядюшка, вор и самозванец”. Закономерно также, что эпиграфом к этой повести автором поставлена русская поговорка: “Береги честь смолоду!” Честь имею, честное слово, честный человек, честной народ, всечестные отцы — как привыкли мы к этим сочетаниям слов, какими естественными, привычными кажутся они нам. А между тем смыслом, заложенным в них, может похвастать далеко не всякий язык. Нет, и в других языках, безусловно, присутствует понятие о чести как о благородных свойствах души и высоком уровне нравственности. Но чаще под честью подразумевается некий набор дворянских, рыцарских, самурайских, джигитских и прочих подобных качеств, когда чуть что — хватаешься за пистолет, шпагу, меч или кинжал. Как говорится, чести дворянин не покинет, хоть головушка погибнет. Мы же ведем речь о несколько ином — о чести как понятии духовном.
Исконный смысл есть и в слове богатый. Воистину богатым народ может стать лишь тогда, когда происходит обожение человека путем стяжания Духа Свята. Потому и возникло в свое время известное выражение быть не в духе как обозначение ненормального, неправильного для православного человека состояния; ибо нормально — когда в Духе. Как же созвучно это словам Спасителя из Нагорной проповеди: “Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше” (Мф. 6, 19–21). Такому человеку — и впрямь ничего не страшно, ведь он воистину — богатырь, то есть богатый, имеющий Бога. Как сказано об этом в известном изречении Апостола: “Если Бог за нас, кто против нас?” (Рим. 8, 31).
Очень жаль, что в общественном сознании происходит не только искажение, но нередко и опошление подлинного смысла слов, вошедших в наш лексикон из церковной жизни, некогда неотделимой от каждодневного бытования русского человека. Кто-то, быть может, впервые узнает о том, что слово общежитие пришло к нам из монашеской среды, почему и уставы монастырей называются общежительными. И как же разительно это не похоже на печально знакомые многим из нас разнузданные общаги. То же произошло и со словом сожитель (сожительница, которое ныне отдает не вполне чистым духом — вкралось в них что-то темное, нечистоплотное. А вот у Пушкина в “Капитанской дочке” встречаем это слово в его исконном смысле: “Гости требовали вина, хозяин кликал сожительницу”. Причем хозяин — это священник Герасим, а сожительница — попадья Акулина Памфиловна. Понятно, что язык живет, что множество слов приобретают новые значения, но почему обязательно — с понижением смысла?
Продолжая тему света, перейдем к слову огонь. Вечный огонь воспет в десятках стихов и поэм, запечатлён в документальном и художественном кино. Всякий раз, когда оказываюсь перед Вечным огнём, в памяти неизменно всплывают ставшие классическими в самом высоком смысле этого слова строки Владимира Семёновича Высоцкого.
…А в этом огне
Виден гибнущий танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск,
И горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.
В «Слове о полку Игореве» читаем: «Игореве храброго полку не кресити». Чтобы понять смысл этой фразы, нужно раскрыть том словаря Даля и прочесть о том, что кресать означало некогда огонь. А потому и слово воскресение, которым в языке нашем названо само чудо Воскрешения Христа Спасителя из мертвых, есть некий таинственный божественный огонь, тепло и свет вопреки адским холоду и мраку. И опять, уже в который раз, это не только красивый поэтический образ, но и констатация непреложной истины, потрясающего научного факта! Вспомним, одно из чудес Православной веры, Туринская Плащаница, которую именуют ещё и Пятым Евангелием, Евангелием Страстей Господних, свидетельствует – по бесстрастному мнению учёных, обследовавших её, – о вспышке необычайной силы и мощности, о каком-то неимоверном выбросе таинственной энергии, в результате чего Тело, обёрнутое в неё, покинуло погребальные пелены самым непостижимым образом, не нарушая их, запечатлев напоследок на поверхности ткани в фотографическом негативе изображение Самого Господа. Мягкий отсвет Царствия Небесного способен озарить даже привычную лужайку с клюквой. Помните у Михаила Пришвина в «Кладовой солнца» дети шли искать заветную ягодку на «палестинке».
Особый разговор. Сквернословие и мат
Корни слова «сквернословие» легко вычленяются. Скверные слова оскорбляют человека. С течением человеческой жизни от рождения до смерти у человека увеличиваются две ноши: скорби и болезни. Зачем же мы будем сами увеличивать свою ношу скорбей и ношу другого человека, оскорбляя его?
Вспомним, на богородичных иконах Царица Небесная изображается, как правило, с тремя восьмиконечными звездами: на челе и на плечах. Это не просто украшение, а графические символы одного из самых сокровенных Таинств нашей веры — Приснодевства Пречистой до, во время и после Рождества Спасителя. Потому и в Каноне Ангелу Хранителю взываем к Богородице со словами: “Святая Владычице, Христа Бога нашего Мати, яко всех Творца недоуменно рождшая…” Никак по-иному об этой величайшей тайне и не скажешь. Раньше я думала, что, когда недоумеваешь, это чего-то не понимаешь. Оказывается, правильный смысл русского слова «недоумевать» – это то, до чего не доходит ум, что гораздо выше нашего ума. Это тайна, указание на то, что она недоступна человеческому уму. Язычнику, например, недоступно: Матерь Бога – Приснодева. Он говорит: что ты меня за дурака держишь, что я, не знаю, как девушка становится женщиной, как рождаются дети? Но язычник догадывается, в чём основа духовной крепости русского человека, – в его непонятном Боге и ещё более непонятной Приснодеве – Его Матери. Он измывается, глумится над Приснодевством нашей Богородицы, бьёт по самому дорогому. Вот что такое мат – это покушение на Небесную чистоту Матери Божией.
Так вот, орды завоевателей, захватившие русские земли, но так и не сумевшие покорить душу русского человека по причине непостижимой для них веры его во Христа и верности Ему, посягали на то, что злой варварский ум ни понять, ни принять не в состоянии, — на Таинство Боговоплощения. Да-да, именно об этой нашей Матери вели они свою похабную речь, это на Ее Небесную чистоту покушались они своими погаными устами. Закономерно поэтому, что ругань именуется еще и ИНФЕРНАЛЬНОЙ лексикой, ведь инферна по-латыни означает ад. Именно по этому поводу сокрушается святой апостол Павел: “Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим” (Еф. 4, 29).
Кого же в таком случае хулят те, кто без всякой тени сомнения считают себя русскими! Ту, что Своим честным омофором покрывала нас в лихую годину татарского ига и неистовства тевтонцев, коварных поляков и озверевших фашистов. Ту, что покрывает и сейчас воинов СВО, вставших на защиту Родины. Ту, пред чьим Пречистым ликом тысячелетия возжигаем свечи, моля о заступничестве, о даровании Божией милости. Ту, пред святым образом Которой горячей коленопреклоненной молитвой сонмы наших святых отмаливали и продолжают отмаливать Русь. Ту, молитвами и предстательством Которой пред Сыном, Господом нашим Иисусом Христом, и стоит доныне Россия. Ту, Которую Михаил Лермонтов назвал “Теплой Заступницей мира холодного”. И разве не к Ней до последнего дыхания, ради собственного же спасения, взываем: “Радуйся, Радосте Наша, покрый нас от всякого зла Честным Твоим омофором!”
Больнее всего, когда бьют по самому сокровенному, самому высокому, самому дорогому.
Такие качества, как застенчивость и целомудрие, могут относиться не только к человеку, но и к языку, каковым и является язык русский. В нем попросту нет слов, обозначающих близость мужчины и женщины. Досадно слышать выражение “заниматься любовью. Объясню почему. Любовь, как известно, чувство. А “заниматься” чувствами — ну никак нельзя. Ими можно быть возвышаемыми, охваченными, обуреваемыми, подавленными… Но “заниматься”! Это равносильно тому, чтобы, к примеру, “заниматься ненавистью”. Представьте себе такой монолог: “Хочу до обеда позаниматься ненавистью, а после него планирую заняться жалостью. Ну, и перед сном, напоследок, позанимаюсь, так и быть, с полчасика недоумением — и на бочок!”
К слову, Священное Писание далеко от ханжества. Но как же воистину достойно человека, а значит божественно, названа здесь физическая близость. Только вслушайтесь: познал жену! Искусство, а не “занятие”.
Желаю всем чуткости к нашему родному языку. Надеюсь, мы сможем по-новому взглянуть на произведения из школьной программы и превратить каждый свой урок в проповедь Христа. Божией всем ПОМОЩИ!
Источники
1. М. М. Дунаев. Православие и русская литература. https://azbyka.ru/fiction/1/dunaev/
2. В. Д. Ирзабеков. Тайна русского слова. https://azbyka.ru/fiction/tajna-russkogo-slova-zametki-nerusskogo-cheloveka/
3. А. Н. Ужанков. В лучах закатного солнца. К 80-летию событий, развернувшихся на страницах романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» https://pravoslavie.ru/30256.html
4. А. Н. Ужаков. Лекции по истории русской литературы. https://predanie.ru/uzhankov-aleksandr-nikolaevich/lekcii-po-istorii-russkoy-literatury-prochitannye-v-kulturno-prosvetitelskom-centre-vo-imya-ioanna-zlatousta/slushat/
5. Православный радиоуниверситет. Уроки русской литературы. https://radonezh.ru/prav_univer
