Эльвира Сейтджелилова
Фестиваль педагогов «Война глазами детей»
▼ Скачать + Заказать документы
«В те дни мы в войну не играли –
Мы просто дышали войной»
СТИХОТВОРЕНИЕ «ПОДРУГИ»
Как-то так сложилось, что, вспоминая ужасы Великой Отечественной войны, мы говорим об убитых солдатах, военнопленных, истреблении и унижении мирных граждан. А ведь можно выделить еще одну категорию безвинно пострадавших – дети.
Из осколков памяти мы увидим другую войну, войну которую видел маленький человек.
Последнее мирное лето.
На улицах песня гремит.
И как все нарядно одеты:
От белого солнца слепит!
Еще ваши голуби реют,
Публикация «Фестиваль педагогов „Война глазами детей“» размещена в разделах
Садятся на старый сарай,
И мама на кухне вам греет
На примусе утренний чай.
Дети и война – понятия несовместимые. Их детство – это когда сжигали, убивали и бомбой, и пулей, и голодом, и страхом.
СТИХОТВОРЕНИЕ «ДЕВОЧКА И АВТОМАТ»
Конечно, историки могут скрупулезно подсчитать количество дивизий,
участвовавших в том или ином сражении, число сожженных деревень, разрушенных городов… Но не могут они рассказать, что чувствовала семилетняя девочка, на глазах у которой бомбой разорвало сестру и брата. О чем думал голодный девятилетний мальчик в блокадном Ленинграде, глядя на трупы своих родных.
Катя Сусанина (12 марта 1943) :
«Дорогой, добрый, папенька! Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. Несколько слов о матери. Когда вернёшься, маму не ищи. Её расстреляли немцы когда допытывали о тебе, офицер бил её плёткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала, вот её последние слова: «Вы, не запугаете меня битьём. Я уверена, что муж вернётся назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, пошлёт вон отсюда» и офицер выстрелил маме в рот… Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне отстригли налысо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь — у меня отбили легкие.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с "Розой" и "Кларой" — так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. "Русс была и будет свинья",- сказал он.».
Дети блокадного Ленинграда… Они видели не только взрывы снарядов, они жили рядом со смертью, и она всем им заглянула в глаза.
Лера Игошева эвакуировалась из Ленинграда в 1942 г., пережив самые голодные дни блокады и потеряв за это время папу. Выжить удалось чудом.
. В уме часто составляю длинные послания и сочинения. Вот как я начала бы одно из них: «В мире есть царь. Этот царь беспощаден, Голод — название ему».
. Вторую кошку мы съели уже безо всякого отвращения, довольные, что едим питательное. Затем наступили особенно голодные дни. В магазинах ничего нет, дома тоже почти ничего нет. Кошек, видимо, ели далеко не одни мы. Сейчас на улице не встретишь ни одной, даже самой паршивой и тощей.
18-го умер Папа.
Мы его похоронили. Правда, без гробика. Милый Папочка, прости, что мы тебя зашили в одеяло и так похоронили
Во Второй мировой войне примерно 20% погибших мирных жителей составляли дети. Точной цифры умерщвлённых детей не знает никто. В большинстве своём дети, попавшие в концлагеря, становились своего рода подопытными кроликами. Грудных младенцев и детей в возрасте до шести лет отправляли в специальный барак, где они умирали от голода и болезней. Над узниками постарше нацисты ставили опыты: впрыскивали яды, проводили операции без анестезии, брали у детей кровь, которую передавали в госпитали для раненых солдат немецкой армии. Многие дети становились «полными донорами» - у них забирали кровь до тех пор, пока те не умирали.
Валя Кожановская, 10 лет
«Стали нас отбирать для вывоза в Германию. Отбирали не по годам, а по росту, и я, к несчастью, была высокого роста, как отец, а сестренка, как мать, маленького. Подошли машины, вокруг немцы с автоматами, меня загнали в машину с соломой, сестра кричит, ее отталкивают, под ноги стреляют. Не пускают ко мне. И так нас разлучили.
Полный вагон. Битком набитый. Полный вагон деток, не было никого старше тринадцати лет. Первый раз остановились в Варшаве. Никто нас не поил и не кормил.
Привезли на санитарный, видимо, пункт. Раздели всех догола, вместе и мальчиков, и девочек, я плакала от стыда. Девочки хотели в одну сторону, мальчики в другую, нас сбили в одну кучу, наставили шланг с каким-то непонятным запахом. Не обращали внимания: глаза не глаза, рот не рот, уши не уши, — провели санобработку. Затем раздали полосатые брюки и пиджаки типа пижам, на ноги — деревянные сандалии, а на грудь прикрепили железные бирки «Ost».
Она не писала этот страшный дневник — в 14 лет она учила его наизусть. В каморке гетто, на нарах концлагеря, бок о бок со смертью. «Что будет с тобой — то будет с этими записками», — говорила Машина мама. И Маша твердила, слово за словом.
После освобождения из концлагеря она вернулась в Вильнюс и записала всё, что вытвердила от буквы до буквы, в три толстые тетради. Мария Григорьевна Рольникайте.
. Несу миску. Смотрю — гитлеровец подзывает пальцем. Неужели меня? Несмело подхожу и жду, что он скажет. А он ударяет меня по щеке, по другой. Бьёт кулаками. Норовит по голове. Пытаюсь закрыться мисочкой, но он вырывает её из моих рук и швыряет в угол. И снова бьёт, колотит. Не удержавшись на ногах, падаю. Хочу встать, но не могу — он пинает ногами. Как ни отворачиваюсь — всё перед глазами блеск его сапог. Попал в рот.
Надзирательница отобрала восьмерых (в том числе меня) и заявила, что мы будем похоронной командой. До сих пор был большой беспорядок, умершие по нескольку дней лежали в бараках. Теперь мы обязаны умерших сразу раздеть, вырвать золотые зубы, вчетвером вынести и положить у дверей барака.
Словно насмехаясь надо мной, покойница сверкает золотыми зубами. Что делать? Не могу же я их вырвать! Оглянувшись, не видит ли надзирательница, быстро зажимаю плоскогубцами рот. Но надзирательница всё-таки заметила. Она так ударяет меня, что я падаю на труп. Вскакиваю. А она только этого и ждала — начинает колотить какой-то очень тяжёлой палкой. Кажется, что голова треснет пополам. На полу кровь.
Она избивала долго, пока сама не задохнулась.
В советском тылу не было нацистских зверств. Никто не выжигал пятиконечные звёзды на лбах ребятишек. Не резал у них из спины ремней. Не травил овчарками. Не обрубал кисти рук, чтобы потом пустить изувеченного ребёнка по направлению окопов советских бойцов. Впрочем, бомбы находили детей и в тылу - смерть с неба забрала более 350 тыс. малышей.
СТИХОТВОРЕНИЕ СПАСИБО
Сегодня мы говорили о детях - героях. Они встретили войну в разном возрасте. Кто-то совсем крохой, кто-то подростком, а кто-то был на пороге юности. Война застала их в столичных городах и маленьких деревеньках, дома и в гостях у бабушки, в пионерском лагере, на переднем крае и в глубоком тылу.
Эти девчонки и мальчишки не играли в войну : они показывали храбрость и мужество и погибали по-настоящему.
Мы гордимся теми, кто сохранил нашу историю, наш народ, нашу страну. Ведь тот, кто не помнит своего героического прошлого, не имеет и будущего.
